Межсезонье - Страница 55

– Неважно, сынок, – усмехнулся сильно горбившийся старик, и Саймону вдруг почудилось, что тот может оказаться не так уж и стар. И куда более высок, чем хочет выглядеть. – Врать не хочу, а настоящее имя… Сам я его уже почти позабыл, да боюсь, не у всех такая короткая память. Важно другое: я знал твоего отца.

– Знали? – насторожился юноша.

– Так и есть, – вздохнул старик. – Наши дорожки давно уже разошлись, но этой весной вновь на одном корабле плавать довелось. На… Да неважно. От лихорадки он умер, за три дня сгорел.

– Весной? – Саймон одним глотком допил остававшееся в кружке пиво.

– Весной, – подтвердил старик. – Ну, мы люди подневольные – только вчера довелось в Шухарту вернуться. А сегодня опять в море, поэтому и встречу у порта назначил.

– Благодарю за известие, – начал подниматься юноша, на которого вдруг нахлынула волна витавших в таверне запахов. Густой табачный дым, перегар, вонь подгоревшей пищи… Ноги паренька стали ватными, и старику даже не пришлось толком усаживать его на место.

– Обожди. – Моряк выложил на стол потертый вещевой мешок. Не то чтобы туго набитый, но и не полупустой. – Так уж получилось, что на том корабле твой отец ни с кем близко не сошелся, вот и попросил меня пожитки передать. Забирай.

– Что там? – сглотнул подступивший к горлу комок тошноты Саймон.

– Что может быть в сундучке у одинокого моряка? – пожал плечами старик. – Ну что, выпьем за упокой?..

– Благодарю, я должен идти. – Будто пьяный юноша нахлобучил на голову шляпу и подхватил за завязки оказавшийся неожиданно увесистым мешок. – Я у хозяина отпросился…

– Тогда иди, сынок, иди, – махнул ему на прощание моряк. – Попутного ветра!..

Саймон ничего не ответил, будто во сне разминулся с каким-то подвыпившим забулдыгой и уже на лестнице вдруг услышал странный звон – вывалившийся из прорехи в углу мешка полновесный золотой дублон прокатился по ступеньке, ударился о стену и, вернувшись, ткнулся в носок стоптанного ботинка…

* * *

Ветер дул с моря, а значит, работа не шла, и настроение было ни к черту.

Ветер дул с моря, и, несмотря на наглухо закрытые ставнями окна, казалось, будто соленые волны плещутся о стены дома и жадно облизывают каменные ступени.

Ветер дул с моря, и заставить его сменить направление, было не в моих силах.

Отодвинув на край стола долговые книги, я захлопнул крышку чернильницы, задул свечи и, откинувшись на спинку стула, сделал добрый глоток горячего грога.

Ну и какой прок быть богатым человеком, если простой каприз природы может обеспечить тебя на весь день головной болью? Если даже в самом удаленном от побережья районе города море умудряется напоминать о себе всякий раз, когда ему это вздумается! Да уж, оно не бродяга, которого можно вышвырнуть за ворота и наказать забыть дорогу обратно. Море – вот истинный владыка этого, окруженного со всех сторон водой, клочка земли, его настоящий царь и Бог. А жалкие людишки, да что они могут?

Ненавижу. Ненавижу море!

Мысль была привычной, и вовсе не вторая кружка грога послужила ей причиной. Такова уж ирония судьбы, что в семье потомственных мореходов родился человек, столь исступленно ненавидящий эту соленую лужу. Хотя почему «родился»? Когда-то давным-давно и я грезил его лазурными волнами, мечтал взбираться по вантам, стоять у штурвала, идти на абордаж…

И даже врожденная хромота не стала бы преградой, но… Но море забрало у меня родных. И пусть команда капера, взявшего на абордаж слишком медлительного торговца, почти в полном составе горит в аду, ничего это не меняет. Я-то знаю: они были всего лишь марионетками, бездушными и оттого жестокими игрушками в руках прятавшегося за ширмой кукловода.

При чем тут море? Не спрашивайте у меня, спросите у тех, кто пошел на корм рыбам.

Допив начавший остывать грог, я решил, что до вечера еще слишком далеко и с горячительными напитками стоит повременить. А то попытаюсь открыть глаза на дьявольскую сущность моря какому-нибудь должнику, как на прошлый день города. Нет, насмешек я не боялся – те, кто мог себе это позволить, слишком благоразумны, чтобы принять такие мои высказывания всерьез. Для них это всего лишь экстравагантная шутка, не более. А для остальных… На остальных плевать!

Да, забыл представиться – Натаниэль Корда. Для друзей – а таковых на сегодняшний день, пожалуй, уже и не осталось, – Нат. Для всех прочих, но только за глаза – Ломаный Грош. Странные люди, они искренне полагают, будто мне не известно о собственном прозвище! И вспоминают его, желая оскорбить. Странные… Не знай я, что происходит вокруг, ничего бы в своем деле не добился.

Деле?.. Разве я не говорил?

Я – ростовщик. Ссужаю деньги в рост.

О! Вижу, вы улыбаетесь. Нет, нет, не прячьте улыбку. Наверняка вы почтили своим присутствием новогодний бал у губернатора. Ведь так?

«Такой молодой и уже ростовщик».

Да, жена гарнизонного казначея пошутила весьма метко. Правда, думаю, самому казначею было не до смеха, когда ссуда на покрытие недостачи перед приездом столичных ревизоров обошлась ему несколько дороже, нежели обычно. Несколько – да!..

А что до молодости и положения в обществе – я рано понял, какую власть дают деньги.

Нет, разумеется, лежащее без движения золото помогает добиться успеха не больше, чем кольчуга выплыть утопающему. Все верно: как и всякое другое оружие, золото требует постоянного внимания. Никто ведь не станет пенять на клинок, если хозяин не удосужился его наточить и давно позабыл, где он пылится.

Так вот: я знаю, как заставить деньги работать. Как превратить мертвое золото в открывающий невероятные возможности инструмент. Именно поэтому я всего добился сам. Собственным потом и кровью. Без чужой крови тоже не обошлось, но, не разбив яиц, яичницы не приготовить. Я ростовщик – и этим все сказано. Людям моей профессии иногда приходится принимать жесткие, если не сказать – жестокие, меры для возврата выданных взаем денег. В нашем деле нет места белым и пушистым. Всякое бывает, всякое…