Межсезонье - Страница 68

К оглавлению

68

– Денег и в самом деле не было? – Я отступил на шаг назад и едва не растянулся, запнувшись о труп Роба.

– Те мифические сто тысяч выдумал Вырвиглаз, – усмехнулся Алекс. – Хитрый сукин сын! Прикарманил золотишко и навешал всех псов на нас. Еле ноги унесли. Мы с Дирком решили идти через перевал, а остальные… Но чего-то я заболтался. Речь ведь не о них, не так ли?

– Не о них. – Прислонившись к дереву, я сбил налипшую на трость грязь.

– И это все, что ты можешь ответить? – развел руками Гром. – Ты же столько лет искал меня! Выходит, прощелыга Мартин прав, и у тебя чернила вместо крови. Что ж, сейчас мы это проверим. Знаешь, я тоже долго ждал этой встречи.

– Ты упустил один момент. – Я крутнул в руках трость. – Пытаться обмануть ростовщика – все равно что заложить душу дьяволу и надеяться попасть на небеса. Хороший ростовщик всегда получит свое. А я ростовщик хороший.

Отравленная стальная спица пробила грудь Алекса Грома, и, захрипев, тот повалился на землю. Совершенно не вовремя захотелось заорать от радости, но инстинкт самосохранения заставил пригнуться, и едва-едва разминувшаяся с головой пуля лишь сорвала шляпу да срубила толстую ветку. Перехватив трость, я со всей мочи саданул промахнувшегося Донована по отбитым ребрам. Взвыв, тот махнул кинжалом, но перекаленное лезвие лопнуло, уткнувшись в кольчугу. Прыгнув, парень сбил меня с ног и повалил на землю. Вцепившись правой рукой в сдавившие горло пальцы, я левой нашарил на поясе рукоять кинжала и несколько раз пырнул его в бок.

– Берегись! – заорал опасавшийся зацепить подельника Грег, и когда тот, зажимая распоротый живот, откатился в сторону, выстрелил. Пуля угодила в землю рядом с моим виском. Брызнувшая во все стороны грязь забила глаза, но я уже успел нашарить рукоять выроненного Бобом пистолета. Получай, гад! И замахнувшийся саблей Грег, жутко взвыв, как подкошенный рухнул с раздробленным бедром в траву.

Не теряя времени, я протер глаза, нащупал в темноте второй свой пистолет и без всякого сожаления добил пытавшегося уползти с поляны Донована. Потом проверил Алекса – сдох. Грег? И этот в ад отправился. Что ж, если играешь по-крупному, будь готов платить по долгам.

Выудив из кармана фляжку, я глотнул бренди и перезарядил оружие. Рассвет еще нескоро, но лучше поторопиться – чем раньше ял заберет меня на корабль, тем меньше золота успеет потратить этот старый недоумок Мартин. А деньги еще понадобятся: хватит с меня этого моря. Пора перебираться на континент. Теперь уж Натаниэля Корду не держит здесь никто и ничто.

А старина Алекс Гром… Честно говоря, даже плюнуть на его труп желания нет, гори он в аду! И ни капли радости. Одна усталость, тоска и пустота. Как там маэстро Бартоломью говорил, это по-умному называется? Экзис… Да ну его к черту, просто нельзя так резко бросать пить!

И я вновь приложился ко фляжке.

* * *

Когда вечером следующего дня я вытряс на язык последние капли бренди, стало окончательно ясно – море все же смогло до меня дотянуться. Именно оно, а вовсе не Мартин и уж тем более не Алекс Гром устроило эту западню и теперь с удовольствием наблюдало за конвульсиями жертвы.

Все просто: ял не пришел ни утром, ни в полдень, ни на закате. И теперь оставалось лишь сидеть на обломке скалы, о который бились соленые волны прибоя, и ждать у моря погоды. День, два, неделю…

У моря?

Ну уж нет!

Экзорцист

Часть первая
Люди и бесы

1

Почтовая карета прибыла на главную площадь Ронева, когда городские часы – одна из двух городских достопримечательностей, – отбивали полдень. Делали они это словно нехотя: медленно, с долгими перерывами между разносившимся над крышами домов звоном медного гонга. Механизм часов давно следовало перебрать или на худой конец смазать, но у магистрата до этого никак не доходили руки. У магистрата вообще до много не доходили руки – такие уж это были люди. Под стать часам: неторопливые, привыкшие делать лишь то, что отложить на завтра уже нет никакой возможности. Да другого от них и не требовалось. Как-то незаметно переросший из захудалого поселения в коронный город, Ронев существовал и худо-бедно развивался только благодаря своей второй и главной достопримечательности – королевской тюрьме.

Сейчас уже не верилось, но когда-то Марна была настолько велика, что в тюрьме не хватало свободных камер. Заключенные ломали мрамор и малахит, добывали медную и серебряную руду на местных рудниках, и разросшийся вокруг тюрьмы городок процветал. Но рудники иссякли, и как-то незаметно ушло в прошлое былое благополучие. Благополучие ушло, а тюрьма и королевский гарнизон остались. Горожане затянули пояса, но привыкли. Так и жили: без излишеств, зато с уверенностью в завтрашнем дне. Все верно: преступники на их веку точно не переведутся.

Дежурившие на площади стражники были истинными детьми своего города – обрюзгшие от дармового пива дядьки в мятых форменных плащах составили алебарды к ограде занимаемого королевской почтой особняка и отчаянно скучали, дожидаясь конца смены. Караул на главной площади считался чем-то вроде наказания: целый день торчать на глазах у начальства и важных шишек из магистрата было серьезным испытанием для привыкших к куда более вольной жизни блюстителей порядка.

Поднятые воротники плащей и нахлобученные по самые уши широкополые шляпы худо-бедно защищали от порывов студеного осеннего ветерка, но когда тусклое солнце скрывалось за серыми кучевыми облаками, становилось и вовсе тоскливо. Поэтому при появлении из почтовой кареты экзорциста начальник караула просто опешил от такой несправедливости.

68